Кохинхинка 5
Отрывки из романа о жизни советского дипломата в Камбодже.
«На сваях» никого не было. Казалось, что с моим появлением там стало еще тише. Официант принес «минимальный заказ» – фарфоровый чайник с безвкусным темно-зеленым китайским чаем, который молча налил в фаянсовую чашечку.
Я попросил длинношеюю бутылку «Онгко» и очищенные орешки обжаренного арахиса, слегка присыпанные солью. Официант протер бумажной салфеткой высокий стакан и просмотрел его на свет, убедившись в чистоте емкости, предназначенной для ароматного пива местного разлива.
Отпив жадными глотками сразу полстакана бархатного напитка, я без церемоний отрыгнул попавший в пищевод воздух и заказал свое любимое кушанье.
— «Наполеон» из говядины.
С колониальных времен у кхмеров сохранилась привычка давать блюдам французские наименования. Это одно из немногих уцелевших свидетельств былого величия Франции в Камбодже, романтический шлейф элегантного французского колониализма. Хотя меню практически всех пномпеньских ресторанов состояло из причудливого сочленения блюд, приготовленных по рецептам кхмерской, вьетнамской, китайской, тайской и европейской кухни. На любой вкус и кошелек. Я всегда с любопытством поглядывал на клиентов, которые в нищей стране могли позволить себе заказать блюдо из жареных лобстеров, выкладывая за него шестнадцать долларов –колоссальные деньги по местным понятиям.
Мимо «Свай» медленно двигалась перегруженное судно, проделавшее утомительный для команды рейс по Южно-Китайскому морю, а затем от устья Меконга через Сайгон до камбоджийской столицы. Изнуренные тяжелым переходом матросы лениво бродили по палубе, с вожделением поглядывая на берег в предвкушении долгожданного отдыха.
Пыльный порт, захламленный огромным количеством ящиков, находился недалеко от центра города. Контейнеры, в беспорядке разбросанные по пристани, образовывали запутанные лабиринты, в которых бездомные нищие обустраивали ночные лежбища, пристально оберегая свою территорию от конкурентов. Днем они просили милостыню на рынках или рылись в мусорных кучах в поисках объедков. Порт — одно из самых неприятных и опасных мест в Пномпене, особенно по вечерам.
Разноплеменные шайки матросов, состоявшие из китайцев, филиппинцев, малайцев, индонезийцев, тайцев и прочего люда тропических широт, среди которого иногда встречались и европейцы, шатались в окрестностях порта в поисках дешевой выпивки, неприхотливых проституток и сладостного опиума. Почти все злачные забегаловки Пномпеня концентрировались на набережной. Обычно бордели маскировались под парикмахерские или массажные салоны.
Морские козлы, не брезговавшие пиратством в свободное от основной работы время, и на берегу искали приключений. Напившись рисового самогона и накурившись наркоты, мореходы жаждали крови, устраивая между собой свирепые побоища. Бились не только кулаками, похожими на орехи кокосовой пальмы, но и любыми тяжелыми предметами, попадавшими под руки. Чаще всего арматурой. Шли стенкой на стенку, командой на команду, не делясь по национальному или расовому признаку. Своих, независимо от их цвета кожи и разреза глаз, в обиду не давали.
Самая свирепая братва с «Тропической розы» люто ненавидела «коралловых дьяволов», которым доставалось по полной программе, если в то же самое время в порт заходила союзная с «Розой» «Голубая бездна». Когда все три судна одновременно появлялись в Пномпене, то даже полицейские предпочитали держаться подальше от набережной. Никто не хотел попасть под увесистые кулаки взбесившейся матросни.
Нередко капитаны оставляли в полиции заявления о пропаже матросов, которых никто и не собирался искать. Обкусанные рыбами трупы сами всплывали на поверхность Меконга вместе с илом, поднятым со дна винтами швартовавшихся у причалов судов. В сухой сезон, когда уровень воды в реке падает, портовые чернорабочие выковыривали человеческие кости, застрявшие между просевшими бетонными блоками пристани. Изуродованные тела отвозили за город и без лишнего шума закапывали в безлюдных кустарниках. Ночью их вынюхивали, раскапывали и съедали бездомные, вечно голодные псы.
Продолжение следует.