Кохинхинка 7
Отрывки из романа о жизни советского дипломата в Камбодже.
Элегантно балансируя между столиками, официант принес изрыгающий растопленное масло «Наполеон», состоящий из мелко нарезанных кусочков мяса, обжаренных на открытом огне, обильно сдобренных острыми соусами и перемешанных с зеленым перцем, морской капустой, молодыми побегами бамбука и множеством прочей растительности, названия которой я даже не пытался запомнить.
Я протер бумажной салфеткой палочки для еды, огляделся. В дальнем углу «Свай» вьетнамский офицер молча и угрюмо брал ладонями рис с тарелки и опрокидывал его в рот. Официантки дремали в гамаках, подвешенных возле кухни. Югослава не было.
Мирко Житич появился в Пномпене как-то незаметно. Вел скромный и неприметный образ жизни. Получил аккредитацию при министерстве иностранных дел Камбоджи, как всегда, в качестве корреспондента югославского информационного агентства ТАНЮГ.
В столице он задерживался ненадолго, бóльшую часть времени проводил в западных и северных провинциях, часто наведываясь в Лаос и Таиланд. Путешествовал всегда один, категорически отказываясь от полицейского или армейского сопровождения, несмотря на то, что власти настоятельно не рекомендовали ему углубляться в северо-западные регионы Камбоджи, ссылаясь на невозможность гарантировать безопасность иностранцев в районах боевой активности террористических групп «красных кхмеров».
Неоднократно Житич пересекал границу на попутных автомобилях и лодках. Несколько раз его заворачивали. Однажды югослава засекли в партизанской штаб-квартире «красных кхмеров», расположенной на территории Таиланда. За шесть месяцев на информационной ленте ТАНЮГ появилось не более дюжины сообщений за подписью Житича. В свои лучшие годы он выдавал по две, а то и по три новости в день. Правда, тогда шла война и журналисты не испытывали недостатка в сюжетах.
И вот теперь Центр запрашивал, что югославский журналист делает в Индокитае?
Я дожевал последний кусочек мяса, допил пиво и выдавил лимонный сок из разарезанного пополам зеленго лайма в пиалу с чистой водой. Сполоснул кончики пальцев и тщательно вытер их салфеткой, которую бросил на пол.
«Объективка» на Житича, присланная из Москвы, давала довольно запутанную и противоречивую картинку, которая не укладывалась в стандартные рамки. Я чувствовал, что без «субъективки» мне не разобраться в этом деле.
Из своих почти пятидесяти лет в общей сложности более двадцати, с очень короткими перерывами, Житич провел в Индокитае.
«Это безумно много. Кто же ты, господин-товарищ Житич?» — я еще раз прокрутил в голове московскую «объективку».
Во время вьетнамской войны Житич беспрепятственно пересекал линию фронта между Северным и Южным Вьетнамом. Его хорошо принимали как в социалистическом Ханое, так и в капиталистическом Сайгоне. В Лаосе он общался с агентами ЦРУ, которые на легких самолетах перебрасывали оружие и боеприпасы для антикоммунистических группировок. В то же время руководители прокоммунистического фронта национального освобождения Лаоса никогда не отказывали Житичу в интервью. Однажды в Камбодже «красные кхмеры» задержали его на полтора месяца, но потом отпустили целым и невредимым.
«Крепкий орешек. Запаришься, пока его расколешь», — то обстоятельство, что мне придется работать со столь легендарной личностью, щекотало мое тщеславие.
После победы коммунистических партизан над проамериканской военной хунтой Житич оказался первым журналистом из Европы, посетившим Демократическую Кампучию – ультра-радикальное коммунистическое государство, созданное «красными кхмерами». Его статьи стали первыми беспристрастными сообщениями из страны за «бамбуковым занавесом». Мировая общественность почти ничего не знала о том, что тогда происходило в Камбодже. Статьи Житича перепечатали или процитировали все крупнейшие издания Западной Европы и Северной Америки.
Репортажи югославского журналиста повергли в шок европейцев и американцев, которые воспринимали Камбоджу как маленькую, уютную страну, где можно было приятно отдохнуть и дешево развлечься. А в статьях Житича предстал кампучийский народ, завзято строивший подлинный коммунизм, ставший реальным воплощением утопических грез, изложенных в «Городе Солнца» Кампанеллы.
Перченый «Наполеон» приятно коробил желудок, в котором ощущалось интенсивное брожение желудочного сока. Кровь медленно перетекала из головы в живот. Из-за острой пищи кожа покрылась испариной.
Я заказал еще одну – третью — бутылку пива, хотя, как правило, в обед ограничивался двумя. Холодный, почти безалкогольный напиток хорошо утолял жажду. В Камбодже я очень быстро научился ценить маленькие радости и удовольствия жизни в тропиках.
Я еще раз огляделся. Тот, кого я надеялся увидеть «На сваях», так и не пришел.
«Ничего страшного», — я не сомневался, что рано или поздно мы встретимся. — «Никуда ты от меня не денешься, Мирко. Мы с тобой обречены на откровенный разговор по душам».
Продолжение следует.