Отрывки из романа о жизни советского дипломата в Камбодже.

Небрежным кивком головы я попросил у официанта еще одну бутылку «Онгко».

Мой взгляд задержался на оживленном скоплении джонок, сампанов и выдолбленных из цельных стволов дерева каноэ, скопившихся рядом со «Сваями» в милом моему сердцу беспорядке. Около полусотни лодок толкались, стараясь занять наиболее удобную позицию перед стихийно образовавшимся причалом. Несмотря на испепеляющую жару, бесконечная вереница сухожильных носильщиков семенила по перекинутым на берег длинным доскам, перенося на отливающих бронзой и медью спинах огромные тюки с рисом и овощами, связки сахарного тростника, корзины с рыбой, устрицами, перцем, ароматическими травами, ананасами, бананами, кокосовыми орехами, грейпфрутами, апельсинами.…

Рядышком, дожидаясь своей очереди, покачивались лодки с кардамоном, прахоком, земляными орешками, шкурами тигров, пантер и черных медведей, панцирями черепах, крокодиловой кожей, оленьими рогами, слоновьими бивнями, высушенными змеями и ящерицами, ярко раскрашенными тростниковыми циновками, тюками с разноцветными саронгами.

На берегу товары укладывались на «грузовые» велорикши, которые немедля стартовали к городским рынкам. Казалось, что непомерная масса груза не позволит «велотакси» сдвинуться с места. Из-за горы тюков выглядывала только голова рикши, с усилием давившего на педали. Велосипедная цепь натягивалась до предела, но все-таки выдерживала давление человеческих мускулов. Велорикша медленно и осторожно выруливал на набережную и вскоре терялся в потоке автомобилей, мотороллеров и велосипедов.

Лодочники, носильщики, перекупщики и рикши непрестанно о чем-то спорили, порой незлобно переругиваясь или отпуская только им одним понятные шуточки, вызывавшие взрывы заразительного смеха. Все лица – молодые и старые, женщин и мужчин – озарялись лучезарной, почти детской улыбкой, переливавшейся всеми оттенками радуги. Той самой «кхмерской улыбкой», обладающей столь таинственным очарованием, и украшающей своей мягкостью и нежностью даже самые непривлекательные физиономии.

Мне нравилась эта какофония звуков, запахов и красок.

Мне нравились веселые и беззаботные кхмеры, умеющие даже самые тяжкие невзгоды и горести встречать с улыбкой, а не со слезами. С насмешливой легкостью они переносили жестокие удары судьбы, которых немало выпадало на долю каждого кхмера.

Воздержанные в бытовых потребностях, кхмеры удовлетворяли их, затрачивая минимум усилий. Поэтому многим европейцам, поверхностно знакомым с Камбоджей, казалось, что камбоджийцы живут в райской лености за счет благодатного климата, питаясь исключительно бананами и запивая их кокосовым соком. Но я то знал, что внешняя флегматичность кхмеров стала результатом многовековой приспособляемости к особенностям местного климата – жаркого и влажного, расслабляющего человека и лишающего его воли, подавляющего и даже парализующего в какой-то степени его жизненную активность.

На пятом году работы в Камбодже я и сам научился рационально расходовать физические и интеллектуальные ресурсы своего организма, без заметных проблем и осложнений пройдя этап адаптации к тропикам. Раскаленные солнечные лучи позитивно влияли на мое психическое состояние. Я давно усвоил, что в Камбодже не стоит мелчешить, потому что суета все равно не оказывает никакого практического влияния на конечный результат предпринимаемых усилий.

Продолжение следует.

Отрывки из романа о жизни советского дипломата в Камбодже.

«На сваях» никого не было. Казалось, что с моим появлением там стало еще тише. Официант принес «минимальный заказ» – фарфоровый чайник с безвкусным темно-зеленым китайским чаем, который молча налил в фаянсовую чашечку.

Я попросил длинношеюю бутылку «Онгко» и очищенные орешки обжаренного арахиса, слегка присыпанные солью. Официант протер бумажной салфеткой высокий стакан и просмотрел его на свет, убедившись в чистоте емкости, предназначенной для ароматного пива местного разлива.

Отпив жадными глотками сразу полстакана бархатного напитка, я без церемоний отрыгнул попавший в пищевод воздух и заказал свое любимое кушанье.

— «Наполеон» из говядины.

С колониальных времен у кхмеров сохранилась привычка давать блюдам французские наименования. Это одно из немногих уцелевших свидетельств былого величия Франции в Камбодже, романтический шлейф элегантного французского колониализма. Хотя меню практически всех пномпеньских ресторанов состояло из причудливого сочленения блюд, приготовленных по рецептам кхмерской, вьетнамской, китайской, тайской и европейской кухни. На любой вкус и кошелек. Я всегда с любопытством поглядывал на клиентов, которые в нищей стране могли позволить себе заказать блюдо из жареных лобстеров, выкладывая за него шестнадцать долларов –колоссальные деньги по местным понятиям.

Мимо «Свай» медленно двигалась перегруженное судно, проделавшее утомительный для команды рейс по Южно-Китайскому морю, а затем от устья Меконга через Сайгон до камбоджийской столицы. Изнуренные тяжелым переходом матросы лениво бродили по палубе, с вожделением поглядывая на берег в предвкушении долгожданного отдыха.

Пыльный порт, захламленный огромным количеством ящиков, находился недалеко от центра города. Контейнеры, в беспорядке разбросанные по пристани, образовывали запутанные лабиринты, в которых бездомные нищие обустраивали ночные лежбища, пристально оберегая свою территорию от конкурентов. Днем они просили милостыню на рынках или рылись в мусорных кучах в поисках объедков. Порт — одно из самых неприятных и опасных мест в Пномпене, особенно по вечерам.

Разноплеменные шайки матросов, состоявшие из китайцев, филиппинцев, малайцев, индонезийцев, тайцев и прочего люда тропических широт, среди которого иногда встречались и европейцы, шатались в окрестностях порта в поисках дешевой выпивки, неприхотливых проституток и сладостного опиума. Почти все злачные забегаловки Пномпеня концентрировались на набережной. Обычно бордели маскировались под парикмахерские или массажные салоны.

Морские козлы, не брезговавшие пиратством в свободное от основной работы время, и на берегу искали приключений. Напившись рисового самогона и накурившись наркоты, мореходы жаждали крови, устраивая между собой свирепые побоища. Бились не только кулаками, похожими на орехи кокосовой пальмы, но и любыми тяжелыми предметами, попадавшими под руки. Чаще всего арматурой. Шли стенкой на стенку, командой на команду, не делясь по национальному или расовому признаку. Своих, независимо от их цвета кожи и разреза глаз, в обиду не давали.

Самая свирепая братва с «Тропической розы» люто ненавидела «коралловых дьяволов», которым доставалось по полной программе, если в то же самое время в порт заходила союзная с «Розой» «Голубая бездна». Когда все три судна одновременно появлялись в Пномпене, то даже полицейские предпочитали держаться подальше от набережной. Никто не хотел попасть под увесистые кулаки взбесившейся матросни.

Нередко капитаны оставляли в полиции заявления о пропаже матросов, которых никто и не собирался искать. Обкусанные рыбами трупы сами всплывали на поверхность Меконга вместе с илом, поднятым со дна винтами швартовавшихся у причалов судов.  В сухой сезон, когда уровень воды в реке падает, портовые чернорабочие выковыривали человеческие кости, застрявшие между просевшими бетонными блоками пристани. Изуродованные тела отвозили за город и без лишнего шума закапывали в безлюдных кустарниках. Ночью их вынюхивали, раскапывали и съедали бездомные, вечно голодные псы.

Продолжение следует.

Член Таллиннского городского собрания Вадим Белобровцев переметнулся из Социал-демократической партии в Центристскую. Первое, что приходит на ум, — сравнение с крысой, бегущей с тонущего корабля. Тем более, что и внешне Белобровцев чем-то похож на крысёнка.

Но подобная аналогия неуместна. На последних парламентских выборах в Рийгикогу социал-демократическое судно действительно получило пробоину, не сумев привлечь на свою сторону достаточно большое количество русскоязычных избирателей. Во многом это обусловливается неудачным подбором русскоязычных претендентов на места в Рийгикогу. За исключением Евгения Осиновского, который даже несколько улучшил свой электоральный показатель на северо-востоке Эстонии, остальные социал-демократические кандидаты, ориентированные на русскоязычный электорат, выступили, прямо скажем, неудачно.

Известная телеведущая информационной передачи ЭТВ на русском языке Елена Поверина получила, казалось бы, безусловно проходное в парламент четвертое место в общепартийном списке. И это выглядело абсолютно логичным, поскольку Поверина – умна, не вульгарна и красива. Но этих качеств явно недостаточно для того, чтобы завоевать симпатии избирателей вообще и русскоязычных, в частности. Также известный зоолог Алексей Туровский, часто выступающий с забавными рассказами о животных во всевозможных СМИ, реально рассчитывал на успех, для гарантирования которого ему следовало бы более активно поработать с народом в своем избирательном округе. Но, будучи человеком уже преклонного возраста, Туровский, видимо, посчитал не солидным бегать по чужим квартирам и выпрашивать себе голоса. Бывший лидер Русской партии Эстонии Станислав Черепанов тоже получил очень перспективную десятую позицию в социал-демократическом списке. И совершенно напрасно. О политическом убожестве Черепанова я писал в своей книге «Бремя полуверок», так что повторятся не хочется.

Такие же убогие результаты на выборах продемонстрировал и Белобровцев, который теперь решил подороже себя продать центристам. По замыслу авторитетов Центристской партии, перебежка к ним члена правления Социал-демократической партии Белобровцева должна оказать деморализующее воздействие на русскоязычных членов конкурирующей партии.

Все повторяется. В своей книге «Бремя полуверок» я описал многих т.н. «русских политиков», которые в погоне за призрачной выгодой бегали из одной партии в другую. И всех их в конечном итоге выкинули на помойку истории, как использованные гондоны.

Отрывки из романа о жизни советского дипломата в Камбодже.

В коридоре было пусто. Все коллеги разбежались «по флэтам» жилого корпуса, который располагался рядом с «офисным» зданием посольства.

Я удовлетворенно констатировал, что обедать в город поеду один. Щелчок автоматического дверного замка подвел итог первой половины рабочего дня.

На двери кабинета все еще красовалась размашистая надпись губной помадой: «Служба SOS», сохранившаяся с разухабистого новогоднего праздника. «Печатницы» из машинописного бюро, расслабившись от перепитого шампанского, пошутили, обыграв мои инициалы – Сергей Сумской. Общественность признала шутку удачной и даже смелой. Те же выпускницы мидовских секретарских курсов на большой географической карте Индокитая, вывешенной в посольском клубе, разноцветными фломастерами подправили название залива, омывающего Камбоджу, который из Сиамского  превратился в «Сумской».

«На сваях» белые люди появлялись редко, предпочитая бары и рестораны с более привычными для них выпивкой и закусками. Я же не любил прилизанные «под Европу» рестораны. Там – «На сваях» — я не ощущал запаха санитарной стерильности, отбивающего у еды и напитков их природный вкус.

Я любил бывать «На сваях». Непритязательное местечко на берегу Меконга. Довольно грязноватое. Между просмоленными бревнами, вбитыми в дно в полусотне метрах от берега, скапливался мусор, который приносило плавное течение. В период сезона дождей уровень воды в реке резко поднимался, и сваи почти полностью скрывались в мутно-глинистом Меконге.

Сверху — на сваи – были прибиты доски разной длины и толщины. В широкие щели пола официантки сметали окурки, использованные салфетки и обглоданные косточки, которые посетители бросали прямо под стол. От солнца спасала крыша, сложенная из высушенного камыша, сплетенного в крепкие пучки и державшаяся на многочисленных подпорках. Даже в самый нестерпимый зной под камышовым навесом ощущалась легкая прохлада.

Я частенько заезжал «На сваи» выпить пива и перекусить. А заодно и подслушать разговоры за соседними столиками, расставленными впритык. Я не сразу сообразил, что случайные обрывки фраз из болтовни загулявшей компании порой являются той ниточкой, потянув за которую распутывались интересные клубочки.

Чтобы не раскрывать себя, я редко пользовался кхмерским языком в этом ресторанчике, где по вечерам расслаблялась очень разношерстная публика: чиновники различных министерств, военные и полицейские. Со временем «Сваи» превратились в важный «канал» поступления неофициальной информации. Ведь никто не догадывался, что белый мужчина, тихонько потягивающий пиво за соседним столиком, все понимает, запоминает и анализирует. Этот свой «источник» я никому не открывал.

Именно «На сваях» я завел множество выгодных знакомств, став для многих авторитетных кхмеров своим человеком. Некоторые из них откровенно бравировали перед друзьями и родственниками знакомством с советским дипломатом.

Таких приятных и полезных мест, как «Сваи» было не так уж и много в Пномпене. Это, своего рода, нейтральная площадка, где никто никогда не бузил и не выяснял отношений. Как правило, договаривались тихо, мирно и полюбовно, как и принято у азиатов.

Европейцы «На сваи» почти не заходили, а если случайно и забредали, то задерживались там совсем ненадолго. За исключением Житича, который тоже давно облюбовал это местечко. Югослав обычно обедал «На сваях», а по вечерам допоздна засиживался в баре на террасе гостиницы «Самаки». В этом единственном приличном отеле в Пномпене селились иностранцы, поэтому, по просьбе камбоджийской стороны, советские техники оборудовали все номера в «Самаки» подслушивающими устройствами.

Продолжение следует.

Отрывки из романа о жизни советского дипломата в Камбодже.

Сквозь ростинские сорочки всегда проступали мокрые плямы от пота, самые большие вокруг пупка и под мышками.

— Я всё утро мотался по городу, чтобы принести что-нибудь в клюве.

— Судя по твоему унылому виду, клювик у тебя пустой. Как обычно.

— А ты?

— Я не мотался.

— Дежурный сказал, что ты был в городе.

— Съездил один раз и хватит.

— Узнал что-нибудь про визит премьера в Париж?

Ростин опять почти умоляюще посмотрел на меня. Бессмысленные мотания по Пномпеню его основательно вымотали. Он не знал, что докладывать резиденту.

— Да, так, кое-что.

Ростин заметно оживился и даже повеселел, приосанился.

— Серёга, поехали, пообедаем в ресторане. Я угощаю.

— Вот только этого не надо.

Я не хотел портить себе обед занудным разговором с Ростиным, который почти всю информацию получал от коллег из параллельных ведомств. А затем под грифом «секретно» отсылал ее в московскую штаб-квартиру своей «конторы».

Когда-то Ростин с отличием окончил танковое училище. Ему нравился запах промасленных моторов мощных гусеничных машин. Но, растолстев, он с трудом пролезал сквозь люк. Пришлось поступить в военно-политическую академию. Там его записали на курсы вьетнамского языка, намереваясь отправить военным советником во Вьетнам. Но, подсуетившись, Ростин очутился в Камбодже, которая на фоне Вьетнама выглядела более привлекательным местом зарубежной службы.

Ростин продолжал смиренно сидеть на подоконнике, не замечая моей нарочитой грубости. Подобострастно молчал.

Я на минуту задумался, выбирая новость попроще из всего того разнообразия сообщений о поездке камбоджийского премьер-министра во Францию, которая скопилась в моей голове в ожидании осмысления и внятного изложения на бумаге.

— Советник премьера по экономическим вопросам попросил политическое убежище на Западе.

Об этой новости уже знало пол-Пномпеня. Ростин, услышавший ее одним из последних, вскочил как ужаленный «пятиминуткой», ринулся к двери, на ходу протягивая для рукопожатия мясистую потную руку, похожую на лапу орангутанга.

— Серёга, вечером заходи – выпьем пивка. Придёшь?

— Отстань!

Выпроводив Ростина, я запер шкаф и закрыл тонкие оконные створки. За три часа обеденного перерыва внутрь могли заползти не только «океи», но и змеи, остававшиеся безобидными до тех пор, пока на них случайно не наступали.

Один раз я уже нашел на полу своего кабинета тонкую, как шнурок змеюшку желто-зеленого цвета, прозванную в народе «банановкой» или «пятиминуткой». Никто толком ничего не знал, но все убежденно говорили, что после укуса «банановки» человек живет не более пяти минут. Я еле ее заметил. Сначала думал, что принес с улицы веточку на подошве туфель. Уже и руку протянул, чтобы поднять «веточку» и бросить в мусорную корзину. Но вовремя спохватился. Поддавшись первому порыву страха, хотел раздавить каблуком опасную змейку. И даже занес ногу для смертоносного удара. Но передумал и полчаса осторожно возился с «пятиминуткой», пока с облегчением не выбросил ее в окно, предварительно зачем-то плюнув на крошечную, в полноготка головку.

Я так и не понял, почему пожалел тогда эту мерзкую, отвратительную тварь.

Продолжение следует.

Отрывки из романа о жизни советского дипломата в Камбодже.

В маленькую, даже тесноватую комнатку помещались стандартный письменный стол, на котором царил живописный, почти богемный беспорядок, мягкое канцелярское кресло с расшатанными колесиками, полка, заставленная словарями и справочниками, а также книжный шкаф, наполненный черновиками переводов, аналитических справок, информаций и записей бесед. С недавних пор от греха подальше я запирал шкаф на ключ, несмотря на то, что в своем кабинете работал один.

«Кондейщик», типичный «подкаблучник», вызывал у меня одновременно и презрение, и сочувствие, и жалость. В зависимости от настроения. Я даже симпатизировал мягкому, мнительному, неприхотливому и нетребовательному работяге, растерявшемуся в непривычной для него среде. Кондиционеры часто ломались по неведомым причинам. С раннего утра и до позднего вечера «кондейщик» корячился в своей ремонтной каморке.

А Маринка в это время маялась от безделья и скуки в ожидании приключений, которыми она беспрестанно грезила накануне отъезда за границу. Единственная радость – «выписка» — заказ модных шмоток из глянцевых каталогов западных фирм, которыми она любовалась часами, выбирая подходящие только ей фасоны. На это развлечение уходила почти вся зарплата «кондейщика».

Но «выписку» привозили редко, раз в квартал, из Сингапура, на обшарпанных посудинах со звучными названиями, больше подходившими для пиратских каравелл: «Тропическая Роза», «Меконг-Экспресс», «Коралловый Дьявол», «Голубая Бездна»… Эти насквозь проржавевшие корабли превратились для Маринки в сказочные бригантины, связывавшие ее с мечтой о красивой заграничной жизни, вместо которой ей достался грязный Пномпень и вонючие тропики. По вечерам Маринка рассматривала и примеряла свои многочисленные платья, юбочки и блузочки. Часами вертелась перед большим зеркалом. А после этого устраивала мужу сцены необузданной ярости.

Услышав шаги за дверью, я быстро перевернул валявшийся на столе листок, исписанный мелким аккуратным почерком, скрывая таким способом от незваного гостя не только содержание, но и тему неоконченной записи.

— Привет, Серёга!

— Здорово.

— Как дела?

— Ты же сегодня утром уже спрашивал меня об этом.

— Я просто так спросил, к слову пришлось.

Ростин нерешительно, как-то вяло переминался на пороге с ноги на ногу, искоса поглядывая на заваленный бумагами стол. Затем его грузная фигура неторопливо стала перемещаться по узкому проходу между шкафом и столом.

— Трудишься?

— А что, незаметно?

Я уже давно не церемонился с «соседом», служившим в Камбодже под дипломатическим прикрытием.

— С чем пожаловал?

Ростин медлил, не торопился с ответом. Достал из кармана носовой платок, вытер пот со лба и протер шею. Его обожженное солнцем, красное, точно по нему прошлись рашпилем, лицо лоснилось от жира, как бока только что обжаренного поросенка. Незваный гость просительно посмотрел мне в глаза и присел на подоконник раскрытого окна.

— Кондиционер сломался или выключил?

— Сломался.

— Тебе хорошо, ты – худой, поэтому и жару легче переносишь.

— Есть надо меньше, и ты бы легче переносил.

— Ты думаешь, я сюда голодать приехал?

— Да и водку в таких количествах хлебать в тропиках вдвойне вредно.

— А вот с этим согласен.

Обвислый живот Ростина поддерживал кожаный ремень с модной блестящей пряжкой. Тщательно выглаженные черные брюки и начищенные до блеска туфли на толстой подошве выдавали в нем замаскированного франта. Наибольший дискомфорт Ростину доставляли рубашки, которые он менял три раза в день. Но это не помогало.

Продолжение следует.

Отрывки из романа о жизни советского дипломата в Камбодже.

Кондиционер поперхнулся, надрывно харкнул, взвыл и замолк. Последний выдох напрягшегося агрегата вибрацией пробежал по стенам, колыхнув поблекшие страницы фирменного календаря «Аэрофлота».

По инерции «кондишен» протарахтел еще секунд тридцать.

Через пару минут сквозь щели в неплотно пригнанном пластмассовом корпусе стали просачиваться замутненные фреоном капельки влаги.

Через полчаса на полу под кондиционером образовалась лужица.

От внезапной, звенящей тишины заложило уши. Казалась, что в них воткнули ватные тампоны. Перед глазами расстилался прозрачный голубоватый туман. Подташнивало. В носоглотке скапливалась кислая слюна. От затылка к пояснице по позвоночнику пробежала струйка пота. Духота закупоренного пространства становилась невыносимой.

Я открыл окно. Смачно сплюнул на грязный балкон. Вдохнул раскаленный воздух. Расправил грудную клетку. Потянулся до хруста в суставах.

На расстоянии вытянутой руки покачивались перистые верхушки кокосовых пальм с пожелтевшими, перезрелыми плодами – орехами, похожими на регбийные мячи.

Удобно развалившись в кресле, снял туфли и положил ноги на письменный стол. Вытянул их до глухих щелчков в коленных чашечках. Помассировал икры. Бюллетени Кхмерского информационного агентства СПК, отпечатанные на серой ноздреватой, почти туалетной бумаге, свалились, рассыпавшись по полу.

Нехотя распечатал пачку «Румдоха». Закурил. С наслаждением затянулся и задержал дыхание. Закарябало в груди. Аромат сгоревших опавших листьев разлился по всему телу. Долго смотрел на огонек догоравшей спички, стараясь выстроить беспорядочные мысли в логическую цепочку умозаключений.

Медленно выпустил дым из легких, забывая, о чем думал. Терпкие запахи тропиков, проникавшие сквозь раскрытое окно, и елейный аромат любимых сигарет ласково пощипывали ноздри и затуманивали мозги. Приподнял левую руку. Взглянул на электронные тайваньские часики, не сразу отличив минутные циферки от секундных.

До обеденного перерыва оставалось полчаса. Как всегда, я не знал, чем занять три часа полуденного отдыха. Почудилось, что клонит ко сну.

«В лучшем случае «кондишен» отремонтируют к понедельнику», — извилины размякшего мозга безразлично констатировали очевидную реальность. Я не страдал от отсутствия охлажденного воздуха, перенасыщенного фреоном, и не знал, почему ломаются кондиционеры.

С целью поддержания работоспособности дипломатов, сломанные кондиционеры в служебных помещениях посольства должны заменяться в течение трех часов. Но на меня данное правило не распространялось уже несколько месяцев. Исключительность моего положения обусловливалась местью ревнивого «кондейщика».

— Было бы за что…

Привычка спонтанно высказываться вслух уже не пугала, как в первые недели командировки. Наоборот, тембр собственного голоса помогал собраться с мыслями, сосредоточиться на главном. Хотя со стороны обрывочные, бессвязные восклицания производили странное впечатление.

— Ты помнишь, как всё начиналось? Всё было впервые и вновь…

Промурлыкав мотив популярной песни, и не приоткрывая глаз, задумался сквозь легкую поволоку дремы.

«Неукротимая сексуальная энергия Маринка должна находить выход, иначе она разорвёт её изнутри, как заглотанная граната», — машинально ужаснулся оригинальности пришедшего в голову сравнения.

Стремление «кондейщицы» к амурным похождениям просматривалось очень отчетливо.

— Добром это не кончится. Ей богу!

Я почувствовал, что сболтнул лишнее, поэтому недовольно сморщился. В Пномпене нельзя совершать ошибки. Непроизвольно закашлялся. Огляделся по сторонам, словно проверяя, все ли на месте.

Продолжение следует.

Эстонский литератор Сирье Кийн опубликовала в изданиях Estonian World Review и Postimees размышления по поводу запускаемого в Эстонии телевизионного канала на русском языке ЭТВ+. В своей публикации госпожа Кийн приводит выдержку из моей статьи, опубликованной в Postimees в ноябре прошлого года:

«Эстонские русские смотрят российские пропагандистские телеканалы, потому что у них нет альтернативы. Объективная реальность такова, что люди хотят каждый вечер сидеть перед телевизором и желают, чтобы в этом «телеке» говорили на их родном языке. И эстонские русские смотрят на российских телеканалах, прежде всего, развлекательные передачи и уж затем, по инерции – пропагандистские передачи».

Далее госпожа Кийн добавила от себя:

«Это звучит немного слишком хорошо, чтобы быть сущей правдой. Действительно ли русскоязычные журналисты Эстонии настолько недооценивают своих читателей, полагая, что эти самые читатели верят российской пропаганде только по инерции? И что у них самих нет каких-либо твердых политических убеждений?»

Я вообще никогда не даю никакой оценки своим читателям. Только единомышленникам и оппонентам. И не претендую на выражение сущей правды.

Тем не менее, я полагаю, что у большинства людей нет твердых политических убеждений. Особенно ярко это проявилось в нашу эпоху сплошных средств массовых коммуникаций, когда те же российские федеральные телеканалы превратились в эффективные орудия манипулирования общественным сознанием. Или, проще говоря, в орудия оболванивания широких народных масс.

Именно поэтому, я думаю, что все эти сногсшибательные рейтинги поддержки Путина – дутые. Если, скажем, с понедельника на российских телеканалах вдруг начнут поносить Путина, то к концу недели 80% россиян будут завзято его проклинать, свято веря, что именно он является исчадием ада, доведшим Россию до ручки.

Похоже, что т.н. «медиа-клуб» «Импрессум», которому я посвятил свою книгу «Двуликий «Импрессум», окончательно превратился в глубоко законспирированную коммунистическую секту.

Сначала они начали регулярно приглашать в Эстонию итальянского коммуняку, затем привезли какого-то чеченского писателя, ратующего за возвращение к социализму… И вот апофеоз – в Таллинн едет заместитель председателя Коммунистической партии Чехии и Моравии Милослав Рансдорф. Место встречи с ним строго засекречено. Руководители «Импрессума» намерены внимательно рассмотреть все заявки на участие в сходке с чешско-моравским коммунистом и лишь затем «персонально сообщить лицам, которые будут внесены в список участников, о точном месте проведения мероприятия». Ну, чем не политический триллер?!

Для полноты картины стоит добавить, что Рансдорф – член Европейского парламента, где он сотрудничает с печально известной Татьяной Жданок из Латвии и французским националистом с неонацистским уклоном Жан-Люком Шафхаузером, который, по сообщению украинского информационного агентства УНIАН, предлагал поделить Украину между Россией и Европейским союзом.

Рансдорф известен не только своим коммунистическим словоблудием, но и нетрадиционной сексуальной ориентацией. Недавно несколько украинских порталов («Политическое обозрение», «Регион Киев Медиа» и другие) опубликовали материал о похождениях Рансдорфа в украинском городе Кривой Рог. Ниже наиболее характерные выдержки из этой статьи:

«Истинно чешский персонаж – Милослав Рансдорф – затейливый, но, к сожалению, совершенно не смешной чудак: умудренный сединами престарелый чешский коммунист оказался в эпицентре крупнейшего местечкового гей-секс-скандала в городе Кривой Рог Днепропетровской области.

Что привело этого немолодого охотника за юной плотью, взращенного на жирном перегоне марксизма-ленинизма, в захолустное криворожье? … И почему российские СМИ называют этого траченого молью коммуниста «чешским философом, историком и политиком». … Неизвестно, когда именно российские пропагандисты заключили с Рансдорфом контракт на озвучивание им кремлевских «темников», но само существование такого контракта – факт неоспоримый. …

В последние год-полтора чешский фантазер стал часто наведываться в Кривой Рог. Как признается сам Рансдорф, в Украине он бывает практически каждую неделю. И при каждом визите евродепутата почему-то как магнитом тянет в Кривой Рог. …

Экзотические наслаждения тянут в Кривбас стареющего затейника. Компетентные источники в криворожском истеблишменте сообщают, что Милослав Рансдорф во время своих регулярных визитов занимается совершенно неформальным общением с местной молодежью, а именно – с несовершеннолетними мальчиками. … Во время каждого своего приезда в Кривой Рог Рансдорфа везут в сауну «Тропики», оборудованную профессиональным финским оборудованием и просторными бассейнами с теплой водой. Туда же привозят и мальчиков 16-18 лет, с которыми пан Милослав и занимается удовлетворением половой страсти неестественным путем. Практика показывает, что поход в «Тропики» является основным пунктом криворожских вояжей Рансдорфа. …

Украина, конечно, стремится в Европейское сообщество, постепенно перенимая такие ценности демократического устройства общества, как толерантность к сексуальным меньшинствам. То есть, если в сауне один мужчина трогает другого мужчину за гениталии, и это происходит по доброй воле и по обоюдному согласию, то большинству людей на это как-то наплевать. Но когда лживый, старый и внешне омерзительный рекламный агент Кремля занимается растлением несовершеннолетних мальчиков в Украине – это недопустимо. …

Остается лишь надеяться, что прокуратура, милиция и служба по делам несовершеннолетних оперативно отреагируют на изложенные в нашей публикации материалы и привлечет высокопоставленных растлителей к уголовной ответственности по всей строгости закона».

Я, конечно, даже мысли не допускаю, что на закрытом мероприятии «Импрессума» с участием Рансдорфа состоится гомосексуальная оргия. А о том, что будет после встречи с чешским коммунистом-затейником знают, вероятно, руководители «Импрессума».

По распоряжению Республиканской избирательной комиссии, Таллиннская избирательная комиссия заново пересчитала бюллетени избирателей, которые на состоявшихся 1 марта с.г. парламентских выборах в Рийгикогу, голосовали за членов партии Союз отечества и ResPublica Викторию Ладынскую и Свена Сестера.

Сразу после голосования было объявлено, что в парламент проходит Ладынская. Затем голоса пересчитали в пользу Сестера. И вот третий пересчет голосов, по заявлению Ладынской.

На этот раз бюллетени пересчитывали в присутствии большого количества журналистов, фотокорреспондентов и телеоператоров. При столь тщательном контроле результат пересчета оказался в пользу Ладынской, которая и станет депутатом Рийгикогу.

Скандальная во всех смыслах история. И главным «скандалистом» является городская избирательная комиссия Таллинна, среди членов которой есть персоны очень близкие к руководству Центристской партии. У центристов много «солдат партии», в принципе готовых на все, в том числе и на подлог, ради выполнения приказов своего вождя Эдгара Сависаара и скрывающихся за его спиной «серых кардиналов» центристской партийной тусовки.

Появление в избирательном списке национал-консервативного Союза отечества и ResPublica русского кандидата – Ладынской – стало неприятным сюрпризом для центристской верхушки. А итоги голосования, согласно которым Ладынская становилась парламентарием, наверняка ввергли Сависаара и его российских покровителей в состояние шока. Центристская партия теряет монополию на «защиту униженных и обездоленных русских жителей Эстонии». Это краеугольный постулат всей центристской пропаганды, направленной на оболванивание русскоязычных избирателей Эстонии.

Русскоязычные депутаты Рийгикогу есть и среди социал-демократов, и среди столь ненавистных центристам реформистов. А тут еще и русская Ладынская избирается в парламент по списку «эстонских националистов». Это обстоятельство может стать последним гвоздем, который русскоязычные граждане Эстонии заколотят в крышку гроба с упакованным там политическим чучелом Сависаара.

У меня нет доказательств, я руководствуюсь исключительно интуицией, которая редко меня подводит, но я не исключаю вероятность того, что центристские соглядатаи при таллиннской избирательной комиссии получили указание любыми средствами не допустить прохождения Ладынской в Рийгикогу. Но этот номер у них не прошел.