Разбирая свой личный «камбоджийский архив», я обнаружил пожелтевший от времени листок бумаги, исписанный мелким убористым почерком. Это оказались мои записи, сделанные 6 февраля 1985 года, сразу после завершения преддипломной практики, которую я на последнем курсе учебы в МГИМО проходил в международном отделе ЦК КПСС. Конечно, сейчас, по прошествии почти тридцати лет, те мои впечатления выглядят в чем-то наивными, хотя в чем-то до сих пор не утратили свежести.
Я решил их опубликовать (почти без изменений) просто, чтобы остался какой-то след. В квадратных скобках – необходимые пояснения. В тексте используется тогдашнее официальное наименование страны кхмеров – Кампучия. И так:
«По существу, практика стала для меня первым серьезным делом, связанным с обучением в МГИМО. Оцениваю ее результаты как хорошие. Чего я ждал и на что надеялся? Человеку свойственно надеятся на слишком многое, он верит больше в удачу, счастливое стечение обстоятельств, чем в свои силы и способности.
Непосредственно перед началом практики у меня не было ни четко сформулированных целей, ни определенно поставленных задач. Все это выкристализовывалось в ходе работы. Практика в ЦК имеет ряд преимуществ: почетно, престижно, интересно, полезно, выгодно… При условии, если все будет нормально.
Где-то в подсознании у меня теплились видения, связанные с особым поворотом дел для меня. Но ничего конкретного в голове не родилось. Практика, в целом, и первые недели, в особенности, были для меня вообщем-то тяжким испытанием, которое я выдержал успешно. Речь идет о проблемах в языковой подготовке. Кхмерским языком я практически не владел. Для этого у меня не было ни достаточной разговорной практики, ни основательной аудиторной подготовки. Роза Сергеевна была абсолютно права, когда невысоко отзывалась об уровне моей подготовки. По всей видимости, это профессиональная страховка, а не личная неприязнь. [К счастью, предостережения моего преподавателя кхмерского языка Розы Сергеевны Плам не сбылись, и после окончания института, работая в советском посольстве в Пномпене, я вышел на очень хороший уровень владения кхмерским языком.]
Первых своих кхмерских «клиентов» я почти не понимал. Вполне реальными становились очертания провала. Ситуация осложнилась, когда на горизонте появился толстый Соколов [переводчик кхмерского языка, выпускник конкурировашего с МГИМО Института стран Азии и Африки МГУ]. Он из кожи вон лез, чтобы попасть на работу к Кобелеву [Евгений Александрович Кобелев работал в то время заведующим сектором Кампучии в МО ЦК КПСС]. Не останавливался перед заискиванием и либезением. Соколов увидел во мне, в не весть откуда взявшемся стажере, конкурента и попытался, так сказать, запачкать. Он действовал по принципу: чем хуже в глазах Кобелева другие кхмеристы (пусть и потенциальные), тем выше его, соколовские, ставки. Мне удалось счастливо миновать все подводные камни, расставленные Анатолием Соколовым.
На обеде в честь кхмерской делегации, в присутствии Кобелева, Халмухамедова и Юдина [высокопоставленные функционеры ЦК КПСС] я сделал достаточно уверенный шаг – переводил беседу, которая, к счастью для меня, свелась к обмену стандартными, штампованными тостами. Этот обед стал, в какой-то степени, переломным моментом. Рискнув, я со спокойной душой мог выпить шампанского. Во-первых, я не сел в лужу с переводом, а во-вторых, приобрел определенные симпатии Кобелева. Будучи достаточно проницательным, я думаю, он разобрался в ситуации.
Халмухамедову я тоже приглянулся. В аэропорту я подслушал лестные для меня оценки. Кобелев (удовлетворенно): «Да, это наш практикант. Хороший парень». Халмухамедов: «Притом еще и скромный». Все это слышал и Соколов. С этого момента мы с ним очутились на равных. Наставника и мальчика-слушателя не получилось.
Я считал, что главнейшая для меня задача на практике – это не провалится с кхмерским языком. Попутно сделал большой письменный перевод. Кобелев похвалился этим в секторе. Я узнал об этом через Набокова [мелкий функционер ЦК КПСС].
С дипломной работой к Кобелеву я «подъехал» где-то в ноябре 1984 года. Это был качественно новый этап развития наших отношений. Думается, что Кобелев не ожидал, что по насыщенности материалов и по некоторым теоретическим выкладкам мои дипломные черновики будут на хорошем уровне. Прочитав первые же материалы, Кобелев попросил сделать для него копию.
Следующий этап моего становления как кхмериста связан с приездом в Москву главного редактора газеты «Кампучия» Кхиеу Каннярита [Khieu Kanharith], о котором у меня остались самые благоприятные впечатления. Я думаю, что будущая встреча с ним будет очень теплая. [Работая в Пномпене, я часто общался с Кхиеу Канняритом, даже начал переводить с кхмерского языка на русский одну из его повестей. Последние лет двадцать, наверное, Кхиеу Каннярит является министром информации Камбоджи.]
Как-то в «Октябрьской» [бывшая гостиница ЦК КПСС, нынешний «президент-отель»], мы с Кобелевым зашли вместе в туалет. По ходу дела Кобелев рассказал мне о некоторых особенностях «дома Павлова», что уже свидетельствовало об определенной доверительности наших отношений. [Шикарнейшую гостиницу «Октябрьская» в шутку называли «домом Павлова», поскольку его «построил» многолетний управляющий делами ЦК КПСС по фамилии Павлов, который в период крушения СССР почему-то покончил жизнь самоубийством.] В целом, мои отношения с Кобелевым сложились. Как человек и как начинающий специалист по Кампучии я ему приглянулся. На практике была заложена хорошая основа для положительного развития наших отношений в будущем. [К сожалению, после окончания МГИМО я всего лишь пару раз встречался с Евгением Кобелевым, который последние годы руководит Центром изучения Вьетнама в Институте Дальнего Востока РАН.]
Помимо знакомства с Кобелевым и некоторыми функционерами Народной Республики Кампучии, в позитив моей практики следует отнести и положительный отзыв Сенаторова Венкину. [Честно говоря, не помню, кто такой Сенаторов, а Венкин был каким-то очень важным человеком в деканате факультета международных отношений, на котором я учился.]
Лично для себя я обрел немало: резко повысил уровень языкового знания, приобрел навыки работы с кхмерами и кхмеристами, уверенность в своих силах, появились амбиции, честолюбие, желание сделать карьеру.
Я приобрел определенную известность в кхмеристских московских кругах, по крайней мере, многие уже знают, что есть такой Самородний, принадлежащий к кампучийской когорте. Мне удалось многое, но, думается, я сделал не все, что мог. Хотя, кто знает, как сегодняшний день аукнется в будущем. Вдруг окажется, что я сделал как раз столько, сколько было необходимо.
Мне иногда кажется, что у меня особая какая-то интуиция, что-то вроде наития. Я никогда не рассчитываю свои действия на много ходов вперед. Очень и очень редко говорю и делаю что-либо тщательно продуманное и спланированное. Многое рождается сиюминутно, экспромтом. Я не в силах фотографически точно смоделировать будущую ситуацию и, следовательно, абсолютно точно проиграть свои действия. Ситуация может сложиться миллионногранная, а миллион вариантов и способов действия не в состоянии выработать ни один ум.
На моей стороне искренность. Я не припомню случая, когда бы мне пришлось лгать, ловчить или изворачиватся. Оставатся самим собой – самая удобная и выгодная позиция. Человеческая личность неоднозначна. Неоднозначно и поведение человека. Не существет единой сущности и одной правды. Истина относительна. Видимые противоречия и парадоксы моего поведения – это проявления моей социально-психологической характерности, которая изменяется, оставаясь в кругу определенных параметров. Это как процесс старения – внешность человека изменяется и в то же время остается прежней, узнаваемой.
Так вот, параметры мои, контуры моего естества – это положительная константа. Люди, окружающие меня, могут выносить обо мне суждения самого разного порядка, но ни у кого не повернется язык утверждать, что у меня гнилое нутро. Это должны чувствовать и оценить люди, с которыми я знаком и которые меня еще узнают. Пора остановится, куда-то заносит».
Что, впрочем, простительно, с учетом того, что вышеприведенные записи сделаны молодым человеком, которому на тот момент исполнилось всего лишь двадцать три года.
Сразу после окончания МГИМО, летом 1985 года, Кобелев предложил мне поработать с делегацией партийных и государственных работников НРК, приезжавших в СССР на отдых и лечение. Месяц я прожил с той делегацией. Помимо Москвы, мы посетили Волгоград и провели пару недель в санатории в Нальчике, откуда выезжали посмотреть на Эльбрус. На фоне высочайшей горной вершины Европы я и сфотографировался с Нэт Савыеном, в то время заместителем начальника полиции Пномпеня. В настоящее время генерал Нэт Савыен (Neth Savoeun) возглавляет Национальную службу полиции Камбоджи.